себе силы и создал организацию. Лучше сказать – бригаду. Мир требует ремонта. А с чего начинается любой ремонт? С разрушения! Мы свергли правительство и устроили публичный суд. Беда России в том, что ни один из правителей, мучавших страну и народ действиями или бездействием, не был предан суду. Мы судили их и приговорили к худшему для них наказанию – забвению. Ремонт продолжился. Восставшие разбивали витрины офисов, банков, окна в дорогих домах. Пожары прошли по всему богатому Подмосковью. Рублевка выгорела дотла, жители чартерными рейсами улетели в Лондон. К сожалению, я не всегда координировал процесс. Люди, обезумевшие от безденежья, безработицы, бесправия, отсутствия социального и медицинского обеспечения, громили супермаркеты, аптеки, бутики, переворачивали и поджигали автомобили. Я отдал приказ: мародеров расстреливать на месте. Верные люди создали отряды организованных и санкционированных погромов. По спискам, без самодеятельности. Прошла акция срывания всех и всяческих масок. Люди не должны маскироваться и оставлять только глаза. Глаза лгут. Глаза – тверкало души. Так сказала наша идеолог Жюли. После этого мы перешли к поголовному чипированию. Если человек честный, ему нечего скрывать, он сам должен согласиться чипироваться. Если нечестный, его тем более надо чипировать. Войну можно победить только войной. Анархию – только анархией. Элементарная гомеопатия!

Алге хоть и понимала, что все это выдумки, но ей стало жутковато, она вдруг подумала, что хоть этого и не было, но вполне возможно. Она подняла руку.

– Пожалуйста, – сказал профессор.

– Но вы ведь, как глава государства, приняли меры? – спросила Алге.

– Незамедлительно. Тут же был разработан план борьбы с последователями Эриха Маркова, то есть с марковцами. И, конечно, с марковизмом. А также со стоящими за всем этим людьми. Сами понимаете, без иностранного вмешательства тут не обошлось. Фактически поголовно марковцы оказались иностранными агентами, как и сам Марков. Судите сами, он работал охранником. Как это звучит по-английски, то есть по-американски? Секьюрити! Вот вам и доказательство, причем не единственное. Он даже место работы выбрал на свой вкус. «Депо-Молл», откровенно американское название. Я уж не говорю о том, что там был и есть «Макдоналдс». Поближе к родной кормушке! Он хитрил, конс-пиративно ходил в «Му-Му», но не надо считать нас за дураков! В лице марковцев мы боролись с внешними врагами страны. Иногда приходилось действовать круто, но этого требовали интересы государства, общества, страны, всех наших людей в целом и каждого гражданина в отдельности. Мы…

– Вы можете убить человека? – перебил Веня. Ему захотелось острого.

– Ставьте вопрос конкретно, – вмешался Илья Степанович. – Как о случившемся событии.

– Как вы убили своего первого человека? – исправился Веня.

– Что значит – своего? – фыркнула Полина.

– Нет, он прав, он прав, – защитил Эрих Веню. – Каждый, кого ты убиваешь, становится своим. То есть моим. Первого своего человека я убил на остановке. Он меня оскорбил, я не мог этого простить. Я подкрался с камнем и ударил его в висок. Он упал и умер. Было много крови. Но пошел дождь и все смыло. А камень я выкинул в пруд.

– Но вы решили его простить, оставили его в живых? – спросила Алге.

– Да, конечно. Никто не может распоряжаться чужой жизнью.

– А куда вы дели труп? – спросил Федя.

– Тоже в пруд. Привязал тяжелый камень и утопил.

– Вы теперь с ним друзья? – спросил Аман.

– Да, ходим друг к другу в гости.

Интерны расшалились, но профессор их не останавливал. С древности люди знают, что лучший способ обучения – игра. Пусть играют.

– Вы гордитесь тем, что вы литовец? – спросила Алге, надеясь услышать родную речь. Эрих незамедлительно спел – звучно и торжественно:

Lietuva, Tėvyne mūsų

Tu didvyrių žeme…[1]

На глазах Алге выступили слезы, ей хотелось встать и выпрямиться, но Эрих умолк – дальше он не знал. Все, даже Полина, с уважением посмотрели на Алге. Искренний патриотизм впечатляет.

Вопросы продолжились.

– Трудно быть богом? – поинтересовался Федя.

– Спросите себя, – ответил Эрих.

– А вот это оригинально! – всерьез удивилась Полина, которая когда-то писала курсовую работу на тему «Религиозность как форма добровольного сумасшествия». Правда, педагоги уговорили изменить заголовок. Получилось: «Добровольное сумасшествие в разных формах на примере лжерелигиозности». – Мы что, все – боги?

Аман мысленно закрыл уши. Он это умел. Представлял, что в голове жужжит большая муха. И успешно – жужжание перекрывало все звуки.

– Правильнее сказать: все, что есть, – Бог, – начал вещать Эрих. – Сказано: Бог создал человека по своему образу и подобию. Изречение верное, но примитивно понятое. Поэтому у Бога на картинах антропоморфный вид. Раз человек подобен Богу, то и Бог подобен человеку. На самом деле Бог не нечто человекоподобное с руками и ногами, он в каждой молекуле, в каждом атоме, адроне, электроне, кварке, и когда мы жалуемся, что в действиях Бога нет логики, мы имеем в виду не логику Бога, а человеческую. Действительно, сотни тысяч невинных гибнут от цунами – несправедливо и нелогично. Умирают малые дети – ужасно несправедливо. Подлец в аварии выживает, а хороший человек погибает – где логика? Но если бы мы могли сложить всю сумму того, что приводит к каждому конкретному событию, то есть сумму действий этих самых кварков, электронов, атомов и молекул, учтем при этом, что слово «действие» условно, иногда все зависит лишь от положения частицы, повторяю, если бы мы смогли сложить эту сумму, то увидели бы и логику, которая, я уверен, абсолютна. Но для нас – непостижима. Непреложно одно: все, что нас волнует, исчезнет вместе с нами, и от того, что я сейчас сказал, тоже не останется ни малейшего следа. Нам дан лишь этот миг, когда я чувствую себя мыслящим и говорящим, а вы – мыслящими и слушающими. Неверующие упрекают Бога, что он допустил эпидемию, этот самый ковид, они не понимают, что и ковид – Бог, часть великого равнодушия, вирусы такие же дети Бога, его частицы, как и все остальное, и они тоже хотят жить. Когда верующие уверяют, что эпидемия есть проявление неведомого нам замысла, но при этом наказание за грехи, коллективная ответственность за эгоизм и тому подобное, они ошибочно признают существование некоего конкретного существа, несущего персональную ответственность уже за то, что оно существует!

– Я понял! – воскликнул Веня. – Вы – вирус?

– Да, – сказал Эрих. – Я вирус, я новый Левиафан, но страшнее, потому что невидим. Я – везде. От меня нет спасения.

– Как вы выбираете жертву? – спросила Полина.

– А никак, – с веселой легкостью ответил Эрих. – Мне абсолютно пофиг. На кого упало, то пропало. Могу тебя выбрать. Заболеешь и умрешь. В страшных